Жизнь в кавычках. Роман - Света Нахимберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она обняла Хаимчика и повела в свою «комнату» – «Идём домой, дорогой мой!» «Мама?» – Хаим не поверил своим глазам. Перед ним стояла исхудавшая, седая, сгорбленная старушка, а его мама должна быть ещё довольно молодой… Он повиновался ей и пошел в комнату, перегороженную простынями на отсеки. В одном из них на кровати лежала девушка – инвалид без ног. Он узнал по роскошным локонам, что это его сестрёнка Сонечка, ведь прошло столько лет, она повзрослела и изменилась, но была очень привлекательной. Он с любовью обнял её и заплакал: «Сонечка! Как же так? Мама мне ничего не писала, давно ты так мучаешься?» Соня тоже расплакалась, но это были слёзы радости: её старший брат вернулся живой и здоровый! Она сидела и плакала, когда Хаим спросил: «А где отец, Дора, малыши?» Хая, услышав этот вопрос, тоже заплакала, но не от радости, а от невыносимого воспоминания о своих детях и Натане. «Всё потом, дорогой мой! Пойдём, я тебя накормлю, ты, наверное, соскучился по моей стряпне?» Она повела его на кухню, он ел и нахваливал, как всегда в детстве делал это. Хая не могла насмотреться на своего сыночка, так бы и сидела с ним до конца своих дней. Потом они с Хаимом пошли в «свою» комнату. Там их ожидала Соня, она очень хотела поговорить с братиком, спросить, а где его Шурочка: он пришел один, может его жена захотела повидаться со своими родителями…
Хаим решил сам рассказать о своём горе, он начал свой рассказ с того момента, когда очнулся в прифронтовом госпитале: после той танковой атаки, как оказалось, прошло 3 месяца, так пыталась объяснить ему медсестра. Всё это она написала на листочке бумаги, потому что Хаим не слышал, что ему говорят, и не мог говорить сам. Она спросила у него, написав на том же листочке, как его зовут? Он молча пожал плечами: у него была амнезия после тяжелейшей контузии. Она продолжала ухаживать за ним. Осколок, который во время танковой атаки попал ему в позвоночник, вытащить хирург отказался – это могло полностью и навсегда его обездвижить. Пока осколок он не беспокоит, можно повременить до тех пор, когда его можно будет перевезти в тыловой большой госпиталь, там есть опытные нейрохирурги, они решат, что можно сделать. Так Хаим пролежал в госпитале около шести месяцев, постепенно обретая те или иные функции. Он был не только благодарен Шурочке, он искренне полюбил её. Когда он смог это сказать, для неё это был самый прекрасный день. Когда он вспомнил своё имя и адрес родителей, Шурочка написала им то самое письмо. Постепенно он вспомнил некоторые детали того наступления, номер своей части. Ему «выправили» военный билет, за то, что они не оставили свои позиции во время наступления. Ему присвоили звание «Ефрейтор» – это по табелю о рангах было самое младшее звание, но Хаим очень гордился им. Шурочка предложила празднично отметить это радостное событие: она выпросила у старшей медсестры немного спирта, и они с Хаимом, разведя его сладким компотом, выпили за «лычку». Он видел, как нежно Шурочка с ним обращается, его любовь к ней крепла с каждым днём. Он уже практически восстановился, они часто выходили на свежий воздух: для Хаима это было не просто – он столько провёл в лежачем положении. Они на прогулках рассказывали друг другу о своих семьях, Хаим рассказал ей о неземной любви своих родителей, рассказал, что у него большая семья и из Киева они в первый день войны бежали всем семейством. Шурочка рассказала о своей малой Родине – Сибири, откуда она добровольно поступила на курсы медсестер, чтобы помочь бить фашистов и спасать наших раненых: это у неё хорошо получалось, за большое количество спасенных ей бойцов и офицеров, её наградили «Медалью за отвагу». Пока Хаим находился в госпитале, они подали рапорт о регистрации их брака, официально, с записью в документах. Начальнику штаба фронта приказали оформить их брак так, как положено, со всеми формальностями этого Акта гражданского состояния. Для регистрации брака Шурочка из отбеленной марли сшила с помощью подруг белое платье, фату украсили живыми цветами: получился очень хороший наряд невесты! У Хаима было больше проблем со свадебным нарядом: кроме гимнастёрки, галифе и отлично начищенных сапог у него больше ничего не было, но всё-таки регистрация прошла очень торжественно. Все дарили им разные мелкие сувенирчики на память, но они остались в той разбитой фашистами машине вместе с вещами Шурочки, когда её пытались отправить в тыл. Слушая Хаима, Хая и Соня плакали от сострадания. Пришла Дора за своим сыночком, Хаим сразу узнал её: она всегда была красивой девушкой, но после рождения сына она стала ещё краше. Она так обрадовалась возвращению Хаима: теперь у них в семье появился ещё один мужчина, тем более, что он был мастеровой с молодых лет, мог сделать своими руками и мебель, и всё, что будет необходимо по дому. Дора поняла, что Хаим ещё ничего не знает об утратах в своей семье. Хая, видя замешательство Доры, когда Хаим спросил её о других членах семьи, взяла на себя эту трудную миссию. Она рассказывала Хаиму с первых мгновений начала войны, все решения, которые они приняли с Натаном. Она по отдельности рассказывала о гибели своих малышей, о потере Сары, о том, как Соня лишилась ног и как погиб Натан: она рассказывала и вдруг поняла, что она говорит об этих страшных страницах жизни как будто её это не касается, как будто она рассказывает увиденный ей фильм. Хая сама ужаснулась такому сравнению: ведь это всё пережито лично ей. Она на полуслове замолчала и стала смотреть в одну точку. Хаим, слушая мамин рассказ, плакал: ему было так жалко своего братика и сестричек, он искренне горевал о том, что никогда не увидит доброго взгляда отца, не получит его совета в нужную минуту, он почувствовал себя на половину сиротой, от этого слёзы ещё больше душили его, он рукавом смахивал их, старался, чтобы мама и сёстры не увидели, но Хая продолжала молчать и неподвижно сидеть на кровати. Он взял её руки в свои и, как когда-то отец, стал отогревать её ладони своим дыханием: руки были очень холодными и подрагивали, он целовал их и говорил: «Мамочка! Сколько горя выпало на твои плечи! Но нам с тобой надо жить: у нас Соня нуждается в помощи, Доре тоже надо помогать – Жизнь продолжается, мамочка!» После этих слов и оттого, что он, как Натан, пытался согреть её руки, Хая дала волю слезам: она как будто начала оттаивать после длительного нервного холода. Она долго плакала, Дора, поблагодарив маму, поехала домой – было уже поздно, а ей надо было добраться на другой конец города, а завтра снова на работу. Хая и Соня разместились в «детском» отсеке, а Хаим устроился на ночлег на их с Натаном кровати. Утром он должен был пойти в военкомат и встать там на учёт. Надо было подумать и о работе: у него было 2 месяца отпуска, так что времени на поиски было достаточно. После демобилизации ему выдали немного консервов, сухой паёк, но это была такая малость, а карточек у него не было. Он поделился своими переживаниями с мамой, та успокоила его, что пока они живут вместе, всё наладится, у неё есть ещё кое-какие ценные вещи, если понадобится – обменяет на продукты. «Проживём, дорогой!» Они съездили на могилку Натана на следующий же день, даже Сонечку взяли с собой: дороги уже подсохли, и можно было без препятствия подойти к могилке. «Вот, дорогой мой муж, привела к тебе наших детей: Хаим, слава Господу, здоров (она не знала, что у него в позвоночнике остался неоперабельный осколок), Сонечке изготовили протезы, теперь она смогла „дойти“ до тебя, повидаться и поговорить! Я оставлю вас, поговорите с папочкой!» Хая пошла в сторожку смотрителя кладбища, поговорить насчет того, чтобы он присматривал за могилкой, а уж она в долгу не останется. «Хорошо-хорошо, не беспокойтесь, всё сделаю, как положено, я ведь здесь и живу: дети погибли на фронте, трое, жена от горя умерла, я один остался, уступил свою квартиру репатриированным с Волги немцам, а сам утеплил эту сторожку и живу здесь. Так что Вы, дамочка, не беспокойтесь, присмотрю надлежащим образом!» «Спасибо! Соболезную Вам, у Вас тоже война отняла близких, я Вас очень хорошо понимаю…» Хая вернулась к детям и Натану. «До свидания, любимый! Мы ещё навестим тебя и расскажем, как мы живём, спи спокойно!» Хая и Хаим подхватили под руки Сонечку, чтобы дойти до выхода с кладбища, а там стояла нанятая ими машина. Вернувшись домой, Хая поехала к Доре за внуком – той надо было идти на работу. Дора спросила: «Ну, как там Хаим?» Хая всё рассказала ей и поспешила с внуком домой. Пообедали. Хая уложила ребёнка спать, Хаим пошел в город искать работу и встать на учёт в военкомате. Очень долго Хаим не мог найти работу по специальности: он был первоклассный столяр – краснодеревщик, но такие специалисты пока были не нужны. Ему предлагали работу каменщика, бетонщика, монтажника, но с испытательным сроком и специальным обучением. Хаим понимал, что учиться ему некогда, ему необходимо сегодня получать рабочие карточки: у него на плечах семья – мама инвалид – сестра. Дора познакомила его с Исааком. Тот разговорился с ним и сказал: «Нам требуется кладовщик с перспективой роста, может быть, попробуешь?» Хаим спросил: «Когда выходить?» «Вчера!» – пошутил Исаак. Он объяснил, как добраться до их монтажного участка и во сколько надо приехать, чтобы оформиться. Так Хаим стал получать рабочие карточки, с работой он справлялся, очень быстро освоил ассортимент своего склада, всё рассортировал по полочкам, и с выдачей материалов проблем не было. Он часто ездил в трест за материалами, это было нелегко, последствия контузии сказывались: дорога была дальняя, а машина грузовая, с газогенератором, которые в народе называли «чурочными» двигателями. После каждой поездки он приходил домой разбитый, Хая всегда грела к его приходу много горячей воды, чтобы он мог хорошо помыться. Он заходил в комнату к Соне, спрашивал её, как она провела день. Она рассказывала, какую книгу сегодня читала, сколько смогла «погулять» рядом с бараком на табурете. Хая кормила его вкусным ужином, он только успевал сказать спасибо, как уже засыпал от усталости и боли: у него болела голова и спина, но он не расстраивал маму тем, что у него что-то болит.